Именно конец ХVІІІ века, точнее, 1780-1790-е годы, отмечены в истории белорусских городов явным увеличением числа гербов. Известный геральдист А.К. Титов заметил, что именно в 1792 году, произошёл последний «геральдический взрыв»1. Спору нет: замечание вполне справедливое. Ведь в этом году, согласно привилеям последнего польского короля Станислава-Августа Понятовского, свои символы получили четырнадцать центрально- и западнобелорусских местечек и городов — правда, в основном небольших: Радошковичи (23 февраля), Городная (17 марта), Привалка и Шерешево (27 февраля), Угорье (29 марта), Ошмяны (22 мая), Геранёны (25 мая), Браслав (2 июня), Перебродье (3 июня), Цирин (5 июня), Борисов (14 июня), Острына (16 июня), Радунь (23 июня), Волпа (21 декабря)2 (рис. I).
Однако нельзя не отметить того, что похожий «геральдический взрыв» произошёл одиннадцатью годами ранее, в 1781 году. Тогда двумя указами российской императрицы Екатерины II (от 16 августа и 21 сентября) гербы были пожалованы ещё большему числу городов на востоке нынешней Беларуси — восемнадцати. Правда, десять из них (Витебск, Городок, Могилёв, Мстиславль, Орша, Полоцк, Себеж, Сураж, Чаусы, Чериков) и ранее обладали своими гербами, но другими. Но ведь для восьми белорусских городов (Бабиновичей, Белицы, Быхова, Дриссы, Климовичей, Копыси и Рогачёва) первые в их истории гербы были разработаны именно российской Герольдмейстерской конторой. Этот список вскоре пополнился ещё семью впервые созданными российскими геральдистами гербами для Бобруйска, Вилейки, Давид-Городка, Докшиц, Игумена и Постав. Возможно, в этом перечне должен присутствовать ещё и герб Речицы.
Отметим в виде отступления: до настоящего времени весьма проблематичными представляются не только происхождение старейшего речицкого герба, но и сама его иконография. У П.П. фон Винклера приводится следующее его описание «В верхней части герб Минский; а нижней — в белом поле, распушенное знамя розового цвета; на знамени всадник в латах; в правой руке у него обнаженный меч, а на левой руке щит, на котором двойной крест». Согласно тому же источнику, этот герб появился лишь в царствование Николая I, которым он и был пожалован Речице 6 апреля 1845 года3. Но, вопреки П.П. фон Винклеру, А.К. Титов утверждает, что тот же самый герб, согласно его описанию («в серебряном поле красная двухроговая хоругвь с Погоней на ней»), был получен Речицей ещё в XVI веке. Однако какие бы то ни было документальные основания для столь резкого изменения хронологии им не указываются. С другой стороны, опубликованная А.К. Титовым реконструкция так называемого речицкого герба XVI века представляет собой, в сущности, лишь вольную интерпретацию изображения из издания того же П.П. фон Винклера. При этом даже цвет хоругви остался розовым — по П.П. фон Винклеру, и вопреки самому А.К. Титову4.
Итак, налицо целиком неудачная попытка «удревнения» одного из гербов 1845 года. Однако на основании вполне надёжных источников можно утверждать, что Речица обладала своим официальным гербом, по крайней мере, уже в начале XIX в. Правда, был он вовсе не с хоругвью. В поле этого герба — также всадник, но без поднятого над головою меча и шита с двойным крестом. Он изображался держащим копьё и с надетым через голову натянутым луком. Такая иконография восстанавливается по хранящейся в Национальном музее истории и культуры Беларуси матрице печати Минского дворянского депутатского собрания. Печать имеет надпись «PIECZEC ZGROMADZENIA [DWORZANSKIE]GO GUBERNI MINSKIEI», но лишена, к сожалению, хронологического элемента5. Именно ею заверен патент от 10 марта 1808 года на дворянство Яну Дорошевичу6. С другой стороны, серия гербов, изображённых на этой печати (Минска, Борисова, Игумена, Бобруйска, Речицы, Мозыря, Пинска, Слуцка, Вилейки и Дисны) (рис, II), — точно соответствует составу уездных центров этой губернии на ноябрь 1796 года7. За исключением Речицы, гербы перечисленным городам, в также Давид-Городку. Докшицам, Несвижу и Поставам, были пожалованы указом Екатерины II от 22 января 1796 года. Этим актом, по существу, подтверждались старые гербы Минска, Мозыря, Несвижа и Пинска; Дисне и Слуцку новые гербы жаловались взамен прежних, а Бобруйску, Вилейке, Давид-Городку, Докшицам, Игумену и Поставам — впервые в их истории (рис. III)8.
Официальный статус не названного, наравне с другими, в упомянутом январском указе Екатерины II герба Речицы остаётся, к сожалению, до конца не выясненным. Но можно утверждать наверное, что к 1796 году количество городов Беларуси, получивших первые я своей истории символы или из Санкт-Петербурга — от Екатерины IL или из Варшавы — от Станислава-Августа, практически сравнялось: их стало, соответственно, тринадцать и четырнадцать.
Дело, конечно, нс в этом формальном обстоятельстве. Но следует, видимо, подчеркнуть, что отмеченный выше «геральдический взрыв» оказался, на поверку, «мощнее» как раз вдвое. Или даже втрое — если, конечно, учесть ещё двенадцать городских гербов 1781-1796 годов, тоже совершенно новых, но разработанных тогда российской Герольдмейстерской конторой взамен предшествующих, действовавших на территории новообразованных Полоцкого а Могилёвского наместничеств при бывших польских властях.
«Геральдический взрыв» конца XVIII века в процессе гербообразования для белорусских городов вообще сыграл роль совершенно особую. Процесс этот ни до, ни после данного пятнадцатилетия (с 1781 по 1796 год включительно}, с такой интенсивностью никогда не шёл. Для предшествующего периода имеются документально подтверждённые даты королевских пожалований, самая ранняя из которых — дарование герба Гомелю, состоявшееся 21 марта 1562 года, а самая поздняя — Шклову, 10 апреля 1762 года. За двести лет между этими датами появилось. в общей сложности, всего сорок новых городских гербов — если даже учесть здесь и употреблявшиеся, по А.К. Титову, с XVI века, но возраст которых нам точно неизвестен, как у брестского, волковысского, городокского, каменецкого и полоцкого9. Возникновение, как минимум, тридцати девяти новых гербов в течение указанного пятнадцатилетия и сформировало. в основном, комплекс исторических городских гербов Беларуси. Ведь впоследствии, за всё оставшееся время пребывания Беларуси в составе Российской империи, комплекс этот пополнился девятью новыми гербами. Их них Брест-Литовску, Гродно, Кобрину, Лиде, Ошмянам, Пружанам и Слониму новые гербы были пожалованы взамен уже существовавших. Согласно тому же указу от 6 апреля 1845 года, свой, упомянутый выше герб получает Речица, а несколько позднее, по указу от 20 июня 1852 года, также Лепель.
Этот реальный процесс гербообразования в опубликованных на сегодняшний день его периодизациях, отражён, по-видимому, не совсем должным образом. В самом деле, ведь, согласно одной из них, в частности, гербы Витебска и Новогрудка следует относить к… «догеральдическому» этапу или к «догеральдической» части «геральдического» периода10. И дело не только в том, что «герб догеральдического периода» — очевидный терминологический нонсенс. Непонятно, например, посему новогрудский герб 1595 года и витебский 1597 года принадлежат к ещё «догеральдическому» этапу, а гомельский 1562 года — к следующему, собственно «геральдическому». Конечно, отнесение тринадцати городских гербов 1792 года к тому же «геральдическому» этапу, а семнадцати 1781 года — уже к «позднегеральдическому», несмотря на свою хронологическую противоречивость, выглядит мотивированным хотя бы политически. По А.К. Титову, а, вслед за ним по В.В. Сержану и, очевидно, по М.М. Чикаеву, этот «поздногеральдический» «этап» или «период» должен был начаться в 1772 году, то есть после первого раздела Речи Посполитой, и только в восточной части Беларуси, отошедшей к России и попавшей, таким образом, в сферу деятельности петербургской Герольдмейстерской конторы11.
К этому российскому, или так называемому позднегеральдическому этапу сформировалось устойчивое отрицательное отношение. Считается, что это был период упадка и деградации белорусской городской геральдики, проявившихся в разрыве с её национальными традициями, господстве иностранной имперской шовинистической идеологий, игнорировании местных особенностей и традиций, преобладании при разработке гербов шаблонности и т. д. С другой стороны, как следуй из рассуждений А.К. Титова, серия гербов, дарованных белорусским городам и местечкам последним польским королём в 1792 году, была некой лебединой песней настоящего — «геральдического» — этапа…
Поэтому, наверное, будет совсем нелишним присмотреться к блоку наших городских гербов «варшавского» происхождения повнимательнее. Действительно ли он так безусловно превосходит другой блок этих гербов, возникших в том же «галантном веке», но имевших другое, российское происхождение?
Несмотря на допущенные в них досадные неточности и ошибки, по публикациям А.К. Титова (особенно по второму изданию его монографии о геральдике) о гербах, дарованных Станиславом-Августом, можно составить довольно ясное представление. Ведь кроме их усреднённых и зачастую весьма искажённых изображений, выполненных под руководством А.К. Титова художниками А. Баженовым, Н. Купавой и Е. Куликом, в новом издании представлены также цветные репродукции подлинных изображений из привелеев 1782 года. Эти ценные иллюстрации, прежде всего, позволяют обнаружить пропавшие, к сожалению, в их современной интерпретации специфические черты.
Так, форма щитов, напоминающая барочную, никакого отношения к оригиналам не имеет. Ведь в действительности они были нарисованы в круглых рамках и представляли собой, собственно, скорее не гербы, а эмблемы, как их принято было рисовать в XVIII веке. Так, они очевидно близки (и стилистически, и сюжетно, и семантически) к эмблемам, изданным впервые ещё по указу Петра I в 1705 году Н.М. Максимовичем-Амбоником12. Это уже само по себе наглядно демонстрирует реальную их хронологию. Ведь здесь легко узнаваем характерный для западноевропейского искусства XVII века (в частности, для французской живописи) стиль рококо. Стилизация, которой оригиналы подверглись в процессе очевидно искусственной их подгонки под стандарт герба «геральдического этапа», по А.К. Титову, и создала ложное впечатление архаичности. Из-за использования при этом такой же формы щитов, как и для гербов, датированных, в частности, 1562-1597 годом, гербы, или, точнее, эмблемы из привелеев 1782 года выглядят «ровесниками». Однако эмблемы эти, выполненные совсем по другим канонам, очевидно не соответствовали правилам классической геральдики предшествующей эпохи. «Эпоха стиля Рококо, хотя таковой и встречается в гербах, отмечалось, между прочим, Ю.В. Арсеньевым, — совпадает уже со временем упадка геральдики»13. То, что автор рисунков к привилеям 1782 года старинными правилами себя вовсе не ограничивал, подчёркнуто, в частности, изображённой им на гербе Геранеи красной фигурой на зелёном фоне. Этот рисунок, между прочим, очень близок по своей цветовой гамме к работам Франсуа Буше, французского придворного художника второй половины XVIII века, живопись которого не зря названа «кондитерской»14. Но А.К. Титов, останавливаясь на гераненском рисунке специально, рассматривает его как пример нарушения геральдических традиций15. В других же случаях предпринимались попытки исправить аналогичные «нарушения», и из-за этого от некоторых оригиналов 1792 года пришлось значительно отступить. Так, на рисунке в браславском привелее, также вопреки правилам построения герба по средневековым канонам, жёлтые лучи расходятся от центра в белом поле. Поэтому при конструировании по мотивам рисунка фактически нового герба Браслава белый цвет и был заменён голубым. Также вопреки оригиналу, но избегая геральдически нежелательного изображения красного на розовом, автором современной реконструкции герба Привалки был «исправлен» даже цвет адского пламени: оно у него стало… «золотым».
Благодаря оригиналам, однако, возможно установить действительные цвета. «Серебряным» в описаниях А.К. Титова названо поле герба Борисова, тогда как герба Острыны — «голубым». Но репродукциями передаётся практическая их идентичность. Можно разглядеть, что художник в обоих случаях изобразил примерно одинаковый пейзаж, даже с такой его деталью, как голубеющие далёкие холмы на фоне бледного неба. Благодаря этому возникает ощущение перспективы, глубины, той иллюзии, которую вызывает у театрального зрителя задник на сцене. Характерные, также пейзажные, детали гербов Волпы, Цирина и Шерешева у А.К. Титова тоже пропали, но на соответствующих репродукциях в обоих случаях можно разглядеть и ярко-голубое небо, и зелёную траву, и деревья. Невольно вспоминаются, опять же, театральные декорации и «декоративная» живопись Франции XVIII века. Подобным пейзажам обычно принадлежит задний план в полотнах Антуана Ватто и Оноре Фрагонара: в качестве примеров назовём здесь, хотя бы, «Общество в парке» (1718 г.) и «Качели» (1765 г.), соответственно16. Во многих других художественных произведениях того же «рокайльного» стиля (шпалерах, гобеленах, коврах, фарфоре, серебре) также нетрудно найти аналогии тому фону, на котором представлены центральные фигуры рассматриваемых здесь репродукций (рис. IV)17.
Сами эти центральные фигуры в современной интерпретации также оказались оторванными от оригиналов. Так, в позе реконструированного герба Волпы показан бобр (Castor fiber L.), а Городной — лось (Aices alces L.), примерно такими же, какими эти млекопитающие изображаются в зоологических справочных изданиях18. Однако на репродукции вместо бобра с его горбатой спиной и передними лапами, которые значительно меньше и слабее задних19, мы видим некое четвероногое, более напоминающее медведя, чем этого крупного грызуна. От бобра ему достался лишь чешуйчатый хвост. К тому же он показан объедающим листву с зелёного деревца. Даже волкообразный «бобр» на эмблеме «Perseverando» выгладит действующим куда более реально: именно перегрызающим древесный ствол20. Иконография обоих этих изображений различна, но они в одинаковой степени далеки от досвоверности, которую демонстрирует, к примеру, глиняная фигурка бобра, найденная при раскопках городища конца I тыс. до н. э. близ Подгорья на Гомельщине. Достоверно также, несмотря на наделение его нереальными хищными чертами, и изображение бобра в гербе Иркутской губернии от 5 мая 1878 года. В нём представлен «чёрный бегущий бобр с червлёными глазами, держащий во рту червлёного соболя», который по ошибке заменил собой бегущего «бабра» (то есть, по-персидски, тигра) из прежнего герба этой губернии от 26 октября 1790 года21. Конечно, ещё в большей степени достоверен современный «говорящий» герб города Бад Бибра в теперешней германской земле Заксен-Анхальдт22. Но и накануне создания волпянского герба удавалось не очень отступать от реальности: приведём в пример ещё один «говорящий» герб, а именно, «высочайше пожалованный» 21 сентября 1781 года Боброву Воронежской губернии23. (рис. V). Видимо, рисовальщик Герольдмейстерской конторы имел об этом грызуне куда более ясное представление, чем его коллега и современник, трудившийся над «бобром» к привилею для Волпы.
Последний, скорее всего, был иностранцем-западноевропейцем, на родине которого давно исчезли не только бобры, но и лоси. Ведь на рисунке к привелею для Городной у него изображён явно не лось. У этого животного отсутствуют характерная именно для Alces alces горбатость — и холки, и морды, которая неизменно подчёркивалась художниками даже каменного века. Далее, вместо лопатообразных, как следовало бы, рога у «лося» в соответствующей репродукции — венцеобразные, каковые положено иметь предствавителю рода Cervus — оленей. Между прочим, как подчёруивается В.В. Похлёбкиным, именно по рогам в геральдике всегда можно легко отличить лося от оленя24. Ещё раньше этот критерий попытался уточнить А.В. Арциховский, который считал лосиными изображениями именно те, для которых характерна не только «массивность», но и, главным образом, «пологость рогов»25. С таким уточнением, однако, трудно согласиться, потому что, к примеру, у наших городенских оленей рога ещё более пологи, чем у нижегородский «лосей», на которых А.В. Арциховский ссылается. Бесспорным признаком именно оленьих рогов являются надглазничные отростки, в классической геральдике, кстати, обычно не изображающиеся. Однако автор рисунка к привилею Городной, тем не менее, их изобразил (кстати, точно так же, как и безвестный верхнепалеолитический художник, создатель панно с оленями в провансальской пещере Фон-де-Гом). Таким образом, вместо лося, у него явно получился олень. Вполне вероятно, кстати, что ошибка нашего неизвестного художника повторяла похожую, допущенную несколько ранее другим иностранцем, находившимся на русской службе. В указе 1666 года царя Алексея Михайловича говорится: «Печать нижегородская, на ней лось ступает». Однако герб Нижнего Новгорода 1729 года — это уже «олень красный, рога и копыта чёрные, поле белое». Исконный нижегородский гербовый лось, по образному выражению А.В. Арциховского, «пал впоследствии жертвой небрежности приглашённых в Россию иностранных геральдистов». В западноевропейской геральдике излюбленным животным был олень, и приезжие герольдмейстеры переделывали в него российского лося согласно своим «импортным» шаблонам26. Спрашивается: если нижегородское гербовое животное XVIII в. вполне обоснованно именуется оленем, то почему очень близкое ему копытное из герба нашей Городной і должно считаться лосем? Этот олень с золотыми рогами, но без креста I между ними — в нашей исторической городской геральдике третий, по-| мимо городенского и циринского. Кстати, олень в рисунке к привилею для Цирина от того же 1792 года изображён вполне правдоподобно: в нём (можно узнать Cervus elaphus L., благородного оленя. Он же изображён, безусловно, также и в современной реконструкции (рис. VI).
1. Цітоў А. Гарадская геральдика Беларусi Мн.: Полымя. 1989. С 41.
2. Там же. С. 54 сл.; Цітоў А. Геральдика беларускіх местаў (XVI-пачатак XX ст.). Мн.: Полымя. 1998. С. 107 сл.
3. Винклер фон П.П. Гербы городов, губерний, областей и посадов Российской империи, внесенные в полное Собрание законов. Репринтное воспроизведение издания 1899 года. СПб.: Планета 1900. С. 7 сл.
4. Цiтоў А. Геральдика беларускіх местаў. С. 228.
5. Национальный музей истории и культуры Беларуси Инв. № КП 6089/133. Автор благодарит дирекцию музея за любезное разрешение использовать неопубликованные зкспонаты.
6. Там же. Инв. № КП 792/46.
7. Энцыклапедыя гісторыі Беларусі: У 6 т. Мн.: Беларуская энцыклапедыя iмя П. Броўкі. 1999. Т. 5. С. 175.
8. Полное собрание законов Российской империи. СПб. 1830. Т. 21 С. 218-219; Т 23. С. 260-262.
9. Цiтоў А. Геральдика беларускіх местаў. С. 125 сл.
10. Цiтоў А. Гарадская геральдыка Беларусi. С. 40, Цітоў А. Геральдика беларускіх местаў. С. 90.
11. Цiтоў А. Гарадская геральдыка Беларусi. С. 42; Сержан В., Миронов Н. Гербы белорусских городов на значках Мн.: 1991. С. 6, Чикаев М.М. Территориальная геральдика Российской империи, часть II. Белоруссия // Гербовед. 1997. №9 (2l). С. 12, 22.
12. Эмблемы и символы. 2-е, испр. и доп. изд с оригинальными гравюрами 1811 г. Вступ. ст. и коммент. А.Е. Махова. М.: «Интрада». 2000.
13. Арсеньев Ю.В. Геральдика. Лекции, читанные в Московском Археологическом Институте в 1907/8 году. М.: 1908. С. 8.
14. I maestri del Colore — 95. Antoine Watteau. Milano: Nuova edizione. 1976/78. III, VIII; Дмитриева H.A. Краткая история искусств. Вып. II. Северное Возрождение; страны Западной Европы XVII и XVIII веков; Россия XVIII века. М. Искусство. 1991. 245.
15. Цiтоў А. Геральдика беларускіх местаў. С. 57.
16. Дмитриева Н.А. Указ. соч. С. 220 сл.
17. Большая иллюстрированная энциклопедия древностей. Прага, Артия. 1980. Табл. 84. 85, 87, 92, 255, 260, XL, L.
18. Бышев И.И. Ставровский Д.Д., Пикулик М.М., Тишечкин А.К. Атлас наземных позвоночных. Мн.; Наука и техника. 1996. С. 52, 84.
19. Федюшин А.В. Речной бобр. М.: Редакционно-издательский отдел Главпушнины Народного комиссариата внешней торговли. 1935. С. 8.
20. Эмблемы и символы. С. 122. №204.
21. Винклер фон П.П. Указ. соч. С. 59, 181; Гербы городов Иркутска губернии, Амурской, Забайкальской, Камчатской, Приморской и Якутской областей // Наука и жизнь. 1983. №4. С. 128-129.
22. Bad Bibra — «бобровый ручей» (нем).: Mochatschek Н. Unterhaltsame Wappenkunde. Berlin: Verlag Neues Leben. 1981 S. 107-108: Винклер фон П.П. Указ. соч. С. 181.
23. Винклер фон П.П. Указ. соч. С. 14.
24. Похлёбкин В.В. Словарь международной символики и эмблематики. М.: Международные отношения. 1995. С. 287.
25. Арциховский А.В. Древнерусские областные гербы // Ученые записки МГУ. 1946. Вып. 93. История. Кн. 1. С. 56.
26. Там же. С. 57; Винклер фон П.П. Указ. соч. С. XIV. Арциховский А.В. Указ. соч. С. 57; Гербы городов Нижегородской губернии // Наука и жизнь. 1974. №10. С. 96.
Сергей Рассадин начальник Государственной геральдической службы, доктор исторических наук
Архивы и делопроизводство, №1, 2001
Продолжение: часть 2, часть 3, часть 4, часть 5.